Посмертно. Нож в рукаве - Страница 69

— Ой, а ты откуда знаешь? — изумилась Даша.

— Говорят. — Полукровка помахал четырехпалой ладошкой. — Про Костяка с подругой. Ну, подруга-то у него одна. Что тут догадываться? Ладно, не подскажешь, как мне через реку переправиться? Как там паром, ходит еще? Думаю на хутора уйти.

— Если хочешь, мы тебя можем отправить на Пустые хутора. Там Костяк людей предупредит. Но вообще-то, я хотела тебя к нам домой пригласить. Эле не возражает. Поживешь, пока облавы не прекратятся.

— Из милости приглашаете? — мрачно поинтересовался полукровка.

— Ты же не будешь надутым гостем сидеть? Работы полно. Да и время беспокойное — если нападут, вместе отбиться легче.

— Это да, — приободрился Мин. — Я вас камнями всегда прикрою. В вашем отряде мне воевать понравилось.

— Да, я тебя у «Треснувшей ложки» тоже вспоминала, — согласилась Даша. — Нам артиллерии явно не хватало. Я мешок принесла, залезешь?

Дарк осмотрел мешок:

— Ты меня донесешь? Я тяжелый.

— Ты, главное, не ворочайся и не выпячивайся…

Волокла Даша товарища по оружию с трудом. Хорошо, что у площади попалась вышедшая навстречу Эле. Мешок немедленно перекочевал на крепкую спину хозяйки.

— С бойни? Почем нынче кости?

— Ну и шутки у тебя, — Даша с беспокойством покосилась на мешок.

Мешок подумал и тихо сообщил:

— Я шутки понимаю. Если реки рядом нет.

— Да, у колодца вечно народ толпится, — согласилась Эле. — Туда разве сунешься?

Мешок неуверенно фыркнул:

— Ну очень смешно.

* * *

Деятельность Мин развил не очень заметную, но весьма полезную. Видимо, в последнее время его мирная половина истосковалась по домашнему труду. В два дня балки крыши оказались подправлены, все башмаки перечинены, и даже котел выдраен до неестественного блеска. Особенно Эле восхитили башмаки:

— Ну ты и умелец! Как из лучшей лавки. Неужели и полностью обувку можешь сшить?

— Не приходилось, но попробовать можно. Мне нравится, — Мин стыдливо отвел глаза. — Может, у меня где-то в роду леприхун затесался?

— Ох и темпераментные у тебя предки были, — покачала головой Эле. — С кем только не гуляли. Это хорошо, все бы дарки такими многорукими работящими были.

— Может, пока все дома сидим, нам кабаном заняться? — с замершим сердцем предложила Даша.

Эле посмотрела на нее:

— Вообще-то, давно пора. Ты-то как? Жаль, небось?

— Жаль, — Даша всхлипнула, — только пора. Он ведь не морская свинка.

— Ну да. — Эле вздохнула. — Я хоть сейчас могу. Нас «добирать» зверя учили. Без мучений. Правда, таких толстозадых антилоп мне колоть не приходилось.

— Он сопротивляться не будет, — сказал Мин. — Он понимает.

Даша неудержимо захлюпала носом. Ей тоже казалось, что Василий Васильевич все понимает. В последнее время смотреть ему в глаза стало просто невозможно.

Когда на следующий день в гости заглянул Костяк, заплаканная Даша возилась с требухой. Сало ждало своей очереди, окорока уже отправились в коптильню — дел было невпроворот.

— Я думал, вы никогда не решитесь, — сказал Костяк и потыкал пальцем ком большого кабаньего сердца.

— Иди отсюда! — завопила Даша. — Живодеры вы все, вам лишь бы глотки резать.

— Отскакивай, она и ножом стукнуть может, — предупредила Эле, за локоть оттаскивая парня от стола.

Костяк проявил сознательность. Через какое-то время Даша с удивлением поняла, что Лохматый в дворике мирно беседует с полукровкой, занятым уборкой прогоревшей соломы.

Василий Васильевич надежды хозяек оправдал. Даше казалось, что такого сочного мяса она сроду не ела. Плакать все равно хотелось, но Вас-Вас наверняка обиделся бы. Кабан честно, с осознанием своего предназначения прожил свою короткую жизнь. Конечно, не кабаном он был, а боровом, но при жизни этого слова не любил, что и понятно. Чувства воспитанника Даша и при жизни уважала, да и сейчас благородного покойного все свои исключительно «кабаном» вспоминали.

* * *

Пустой загон нагонял печаль, но бурная жизнь в городе заставляла забыть о многом.

— Чувствительной меня назвать нельзя, но меня с этих людских развлечений воротит, — заметила Эле по возвращении с рынка.

— Садизм фашистский, — пробормотала Даша. Ее ощутимо подташнивало. Содранная окровавленная кожа, подвешенная на столбе посреди рыночной площади, выглядела ужасно. Мальчишки, с гиканьем и свистом швыряющие в нее грязь, тоже глаз не радовали. Бабуины злобные.

— Забили толпой и даже не поняли, кого прикончили, — с осуждением сказала Эле и принялась выкладывать из корзины кочаны молодой капусты.

— Это был гроган, — сказал Мин.

Даша вздрогнула. Ходил полукровка так тихо, что девушка вечно натыкалась на него совершенно неожиданно, даром что и дом, и дворик крошечные.

— Я тебе, мелкому, говорила, чтобы не путал? — строго спросила Эле. — Не заставляй девочку подпрыгивать. И с чего ты взял, что ободрали грогана? То тварь, конечно, страхолюдная, и овец-то ему не каждый доверит, но гроганов сроду к диким даркам не причисляли. Какой от них вред, кроме запаха?

— Перепутали, — мрачно объяснил Мин. — В амбар загнали, а там уже поздно было. Люди боятся. Кстати, Аша, извини, что пугаю. Я нарочно топаю, но ты все равно не слышишь.

— Эле, вы бы меня научили слушать, — сказала Даша. — Ты же шаги Мина слышишь? А я дергаюсь как дура.

— Вот подергаешься-подергаешься и сама слышать начнешь, — утешила хозяйка. — После обеда дубинками помашем. Он подкрадется, а ты его хлоп промеж ушей. И он красться отучится, и ты руку натренируешь.