Посмертно. Нож в рукаве - Страница 64

В какой-то момент стало легче. Тварь перевернулась, забилась. Даша поняла, что чудовище выпустило Костяка. Теперь сама девушка лежала на спине, изо всех сил удерживая на себе пятнистое бьющееся тело. В этом было что-то жутко непристойное, поскольку вонючий зомби был полностью обнажен. К счастью, его причиндалов Даша не видела.

Костяк поднялся и тут же отлетел, сбитый ударом длинных рук. Тварь билась, как на электрическом стуле, лупила острыми локтями по ногам Даши. Каким-то чудом девушка еще удерживала противника. Костяк возник сбоку, навалился, прижимая к земле. Под двойной тяжестью Даша начала задыхаться. Дага норовила вырваться из рук. Лохматый вонзил нож в горло твари.

— Жмур, — рычал Костяк. — Сука!

Даша поняла, что он перепиливает горло твари. Скрипело лезвие воровского «пера». Тварь рванулась, отрывая Дашу от земли. Из горла вонючего урода вырвался оглушительный вой:

— Уууууу-иии-уууууууу!!!

В вое отчетливо слышались жалоба и ужас.

Даше стало легче, она шлепнулась на спину. На груди лежала наконец-то отделившаяся от тела голова монстра. Девушка поспешно скатила страшный шар в сторону, села, сжимая дагу. Костяк с «пером» у бедра стоял рядом. Безголовое тело чудища неуверенно поднялось на ноги, сделало несколько заплетающихся шагов в глубь двора.

— Тухлятина неугомонная! — в отчаянии заорала Даша.

Ноги безголового окончательно заплелись, и он завалился. Рука попыталась опереться о землю, поскребла суставчатыми пальцами и замерла.

— Все? — дрожащим голосом поинтересовалась Даша, поднимаясь на колени.

— Наверное, — пробормотал Костяк, пытаясь вытереть лезвие ножа пучком соломы. — Без головы он не очень-то…

Голос у парня был хриплый, но твердый, зато руки дрожали.

Даша посмотрела на голову, валяющуюся под стеной сарая. Голова тоже смотрела на Дашу. Нестрашно смотрела, отстраненно. Девушка поспешно вскочила на ноги. Темные глаза мертвой головы равнодушно закрылись.

— Сдох, — сказала девушка и всхлипнула.

Дверь трактира распахнулась, и во двор вылетела низкорослая фигура. Это был Утбурд, без рубашки, зато вооруженный двумя кинжалами. Потом во двор люди повалили сплошной толпой. Даша никуда смотреть не хотела — хлюпала, уткнувшись в плечо Лохматого.

— Даш, я грязный, — прошептал Костяк.

— Я тоже, — пробормотала девушка. — Зубы…

— Что — зубы? Почистить? Я утром чистил, как говорила.

— У него зубы. Грязные. Помыться нужно. Яблоневкой. Заразный…

— Пойдем, — прошептал Лохматый, увлекая ее к дверям.

— Йиену пришибли! — хрипло завопил на весь двор Утбурд.

* * *

Рассвет принес истинное облегчение. В чужой рубашке сидеть было противно, к тому же ворот тер шею. Еще пришлось смотреть на труп вонючего йиены. Безголовый, которого отволокли к воротам, выглядел отвратительно. Даша изумлялась про себя — неужели с этим чудовищем в обнимку по земле каталась? Тошнота то и дело подступала к горлу. Хорошо, что отдувался за все Костяк. Парень рассказывал любопытствующим о битве с такими подробностями, которых сама Даша совершенно не помнила. Катающиеся по земле тела, клинок, трудно входящий в бесчувственную плоть, отвратительно редкие грязные волосы, лезущие в нос, — вот и все. А у Костяка в рассказе и тактика, и стратегия, и мысли глубокие. Наверное, так и нужно. Авторитет Лохматого точно возрастет. Может быть, его и до полуторадесятника повысят. Тьфу! Даше очень хотелось оказаться дома. Рядом с Эле, с Вас-Васом. Дома никогда ничего не происходит. Не нужно никому головы отпиливать. А здесь стой в толпе, кивай как дура на идиотские вопросы. И откуда народу столько набежало? В «Треснувшей ложке» столько посетителей и жильцов не было. Соседи приперлись?

Следствие быстро установило детали злодейского замысла йиены. Чудовищный пожиратель трупов затаился в углу двора, за старыми досками. Выжидал появления одинокого человека. Даша безуспешно пыталась догадаться, почему одиноким человеком оказалась не она, а куда более крепкий Костяк. Впрочем, разве можно догадаться, что в голове у трупоеда? Возможно, он мужчин больше любил. Извращенец. Истинная загадка в другом — почему йиена вообще оказался за городскими стенами? Такого случая никто из горожан припомнить не мог. Йиены, как известно, заводились исключительно на пустошах у кладбищ. Из-за мерзкой привычки выкапывать и употреблять в пищу свежих покойников никаким уважением ночные твари не пользовались. Их раньше, собственно говоря, и не боялись. Это ведь даже не дарки — так, полумертвецы тупые. Обычно смотритель кладбища, увидев две-три разрытые могилы, собирал ночную облаву. Йиену выслеживали и дружно рубили в куски. Десяток-другой добровольцев всегда находился — гонораром за бессонную ночь и схватку в свете факелов служили драгоценности, кои бесчестный трупожор имел привычку сдирать с мертвых тел и цеплять на себя. Подробности некоторых особо отвратных привычек йиены вызывали у Даши новые приступы тошноты. Ну неужели обязательно нужно о таких гадостях смачно рассказывать? Где все эти повествователи были, когда несчастная девушка с зомби обнималась?

Впрочем, в толпе больше обсуждали другое: раз даже йиены в город пробрались — дело совсем плохо. Значит, дарки действительно сообща войной идут.

Наконец, можно было со двора уйти. Костяк, отдуваясь, сел за стол:

— Ну и ночка. Я когда-нибудь спать лягу или нет?

— Сейчас отметим победу и вздремнем, — провозгласил Утбурд, размахивая мешочком с украшениями, снятыми с тела трупоеда. — По крайней мере, не зря ночь пробегали.