Посмертно. Нож в рукаве - Страница 48


К оглавлению

48

Я добрела до принца. Он лежал, придавленный мертвой лошадью. Выставил оружие, но меч в его руке дрожал. Хозяин жалобно звал Либан. Она всегда была у нас старшей. Но слышать принца могла только я. Лошади убежали, люди были мертвы. Нашей Либан острие копья вошло в рот и вышло из затылка. Думаю, она не успела ничего понять. Счастливая.

Из ноги хозяина хлестала кровь. Будь я проклята, но я ничего не могла сделать. Я не могла высвободить его из-под лошади. Не могла даже перевязать. Рука моя, как сломанный сук, била по коленям, и от каждого движения у меня темнело в глазах. Единственное, что я могла сделать, — это сорвать с шеи Либан платок и прижать к продырявленному бедру принца. Он ругал меня, проклинал и все звал Либан и гвардейцев. Он очень-очень испугался, наш принц Берн…

Даша обняла хозяйку сзади, уткнулась лбом в темноволосый затылок:

— Нужно тебе вспоминать? Все было так давно. Рука у тебя будет как новая. Пора начинать новую жизнь.

— Да, — пробормотала Эле. — Дай мне чего-нибудь попить.

Даша принесла компоту. Глаза хозяйки влажно блестели в темноте.

— Все кончилось плохо. Особенно для меня, — едва слышно продолжила Эле. — Когда подоспели гвардейцы, началась паника. Даже не помню, почему так получилось. Я была не в себе. Даже на лошади сидеть не могла. Мы отступали. Лагерь бросили. Тела погибших бросили. Почему-то все думали, что принц Берн вот-вот испустит последний вздох. На нас вроде бы никто больше так и не напал. Но пока добежали до кораблей, должно быть, четверть войск отстала и пропала в прибрежных зарослях. Это было самое странное поражение армии Каннута за последние сто лет. Четыре тощих твари распугали все воинство. Из оставшихся в живых и видели-то противника только я да сам принц. До корабля меня везли как падаль, перекинув животом через седло. Наверное, я заслужила ту боль. Даша, я рыдала, как маленькая девочка. Как ты. Будь все проклято — меня не бросили только потому, что один из командиров гвардии относился ко мне… Ну, мы с ним бывали близки, до того как… До того как я стала рваной старой Перчаткой, не сумевшей исполнить свой долг.

— По-моему, ты сделала все как нужно, — прошептала Даша, прихлебывая прохладный компот. — Я ничего в боях не понимаю, но, если бы ты не прикрыла лорда-констебля, он бы не вызвал подмогу. Разве ты поступила неправильно?

Эле вздохнула:

— Откуда тебе знать и как тебе понять? Я поступила неправильно. Перчатка не должна участвовать в бою. Я жила как леди, носила серебро и спала на шелке, чтобы в нужный момент умереть прежде хозяина. Защитить своим телом, утешить своей великой преданностью. Как Либан и Ан. Разве должен был принц видеть меня с переломанной лапкой, уродливую и плачущую?

— Глупости. Разве ты виновата? Ты сделала все, что могла.

Эле покосилась на юную подругу:

— Ты судишь о том, в чем совершенно не понимаешь. Я была не солдатом, не охранницей и не наложницей принца. Перчатка — то, что защищает и лелеет хозяйскую плоть и рвется в первую очередь.

— Не согласна. Пусть я ничего не понимаю, но разве твои действия не были целесообразны? К поэзии и куртуазности та засада не располагала. — Даша яростно высморкалась. — Конечно, ты могла опуститься на колени и порадовать своего драгоценного принца ласковым отношением. Вдруг бы он от удовольствия забыл, в какое хреновое положение попал?

Эле хрипло засмеялась:

— Ну и бесстыдной же ты скромницей бываешь. Ты, Даша-Аша, еще той сучкой станешь.

— Может быть. — Девушка поморщилась. — Уж стать воительницей или Перчаткой у меня талантов точно не хватит. А что у вас дальше было?

— Ничего, — Эле передернула плечами. — Доволокли меня в горячке до Каннута. Воинский лекарь моей рукой и ребрами занялся. Ну, на руке уже нагноение случилось. В общем, спасибо, что не отпилил. Что он, собственно, коновал солдатский, умеет? Если бы мной королевский лекарь занялся, тогда, возможно, и с рукой иначе сложилось. Но королевские лекари да маги всей толпой принца выхаживали. Не до меня было. Да и недостойна я была благородной заботы.

Даша фыркнула:

— Свинское отношение. Гнусность и дикость.

— Все было правильно, — вяло возразила Эле. — Я стала никем. Понимаешь, нужно вовремя умирать.

— Странная это вещь — смерть, — неуверенно сказала Даша. — Попробуй ею поуправлять.

Они помолчали, глотая кисловатый компот. Потом девушка спросила:

— А что принц? Выздоровел?

Эле невесело засмеялась:

— А сейчас в замке кто сидит, кто королем готовится стать? Ты, Аша, совсем к жизни равнодушна. Разве можно имя будущего властителя не знать? Женился наш принц два года назад. А иметь Перчаток давно из моды вышло. После нас, неудачниц, богами проклятых. Плохо мы себя показали.

— Ты, Эле, прости, если твои чувства задеваю, — решительно заявила Даша, — но принц ваш просто скотина. Так нормальные мужчины не поступают.

— Нормальные? Это как? — заплетающимся языком поинтересовалась Эле. — Он — принц. Он Хозяином был. Это даже не мужчина — это вся наша жизнь, целиком и полностью. К тому же… Ему о драной Перчатке вспоминать не с руки было. Он тогда у реки… Испугался животом. От страха бывает. Но принцу вроде бы не пристало…

— Обделался? — изумилась Даша.

— Все. Забудь, — строго приказала хозяйка. — Болтаю я много. Давно не пила, а этот конь-як… Спать пора.

Даша помогла ей добраться до кровати. Эле вытянулась, и старое ложе заскрипело.

— Самое плохое, — прохрипела хозяйка, — то, что мне до сих пор по ночам Ан и Либан чудятся. По кровати рукой шарю, зову… Не слыхала?

48