— Да я теперь всю жизнь ее беречь буду, — с отсутствующей улыбкой заверила Эле. — Две руки — это же… ну, счастье, что ли? А я, дубина деревенская, еще такому лекарю не верила. И тебе не верила. Вот я задница тупая. Отпраздновать нужно. Даша, сходи за персиковым ширитти. Для такого дела «короны» не жалко.
— Не сегодня, — воспротивилась Даша. — Сейчас шрам настоем промоем, коньяком протрем, забинтуем. А праздновать будем, когда швы снимем. Мало ли что, вдруг воспалится? Или подвижность вернется не полностью.
— Ну и скучная ты девка, — засмеялась Эле. — Руку я разработаю — это я умею. Без спешки, конечно. А вот ты радоваться никогда не научишься. Футляр с моей руки сняла — скучная. Деньги зарабатываешь — скучная. Отомстила за себя — и то вялая, как та рыба лежалая. И что только Костяк за тобой бегает?
— Он за мной не бегает, — буркнула Даша. — Уже четыре дня и носу не показывает.
— А ты повыше свой собственный нос задирай. Воительница слезливая. Победили, так и отпраздновать по-человечески можно было. Парень полез тебя выручать, не посмотрел, что глупее тебя девки во всем городе не сыскать. И что тебе, дурной писарше, в голову пришло? Была бы я действительно твоей мамкой, ты бы у меня месяц сидеть не могла…
Даша поспешно придвинула миску с настоем горькой чистокожки. Ругаться Эле могла бесконечно долго. Тогда, по возвращении из победоносного похода, девушка схлопотала всего две затрещины. Ничтожно мало, если судить по накалу словесной бури. Так на Дашу еще никогда не орали. Если судить по совести — мало орали. Спас порезанный палец и полная покорность. Даша и сама знала, что поступила бессовестно и изумительно глупо. Ну теперь уж зачем вспоминать? Быстрей бы та кровавая история забылась. Знакомый дворик, очаг, горшки… Фрукты вот сушатся. Как поверишь, что ты в людей ножом тыкала?
— …ладно ты — мышь наивная, — продолжала раскаляться Эле, — а он, ворюга бессовестный, неужто тебе объяснить не мог? Не мальчишка уже. Шляетесь вместе, ножи вострите, а толку никакого.
— Мы вместе не шляемся, — не выдержала Даша. — В последнее время только за реку подраться и сходили.
— Ну и глупо, — немедленно рявкнула хозяйка. — Раньше гуляли и правильно делали. Тебе ходить купаться да фрукты лопать очень даже нравилось. И ему, негодяю нечесаному. Или вру я? Вы же молодые. Тьфу, за что тебя боги обидели? «Не шляемся», говоришь? Ну да, это он за тобой волочится, смотреть стыдно. Ох и гордости в тебе, Даша, что в принцессе. Откуда только такая надутая-важная взялась?
Даше стало плохо видно полотняную полоску бинта, что осторожно накладывала на предплечье хозяйки.
— Опять хлюпать вздумала? — Эле немедленно сбавила тон. — Ну что, с тобою даже поговорить спокойно нельзя? Я ведь только так, как опытная баба тебе мозги вправляю. А решать тебе. Костяк парень неплохой. Чего зря хулить — надежный парень. Таких еще поискать. Вон как за тобой оголтело полез, словно сам ума лишился. Но вор, тут ты права. С таким тесно свяжешься — сто раз пожалеешь. Ладно, вот я в себя окончательно приду и занятие получше бань отыщу. А там и тебе кого-нибудь приличного подберем. Каннут город большой.
— Эле, я тебя умоляю, — взмолилась Даша, закрепляя бинт, — не нужно мне никаких женихов. Мне и от одного Лохматого тошно.
— Если тошно, чего его не прогонишь? — пробурчала хозяйка. — Скажи ему — «проваливай», и он исчезнет. У него тоже гордость где-то имеется.
— Я уже говорила. Он все равно возвращается.
— Не так ты ему говорила, — снисходительно заметила Эле. — У тебя у самой в голове каша. Вроде той, что у меня варить получается, — липкая, комками и жрать невозможно. Ну ничего, не я, так боги тебя вразумят.
Из бань Даша вышла рано. Клиентов совсем мало, едва «корону» за день наскребла. Пока Эле не работала, с денежками возникли трудности. Из зарытого в сухую землю «неприкосновенного запаса» брать деньги на жизнь очень не хотелось. Пусть за тем серебром пока Вас-Вас приглядывает.
Даша попрощалась с толстухой-охранницей. Та улыбнулась, в очередной раз спросила, как Эле поживает, и украдкой шепнула:
— Слышь, Аша, тебя те двое спрашивали…
Двое парней сидели напротив бань, грызли орешки. Ни одного ни другого Даша никогда не видела. На «бородатых» не похожи. Эти явно каннутские и смотрят с ленцой. От сердца слегка отлегло — нельзя сказать, что девушка сильно опасалась мести со стороны сообщников зарезанных бандитов, но и такая мысль нехорошая иногда появлялась. Ну сейчас бояться нечего — в любом случае, тронуть при свете дня да при свидетелях побоятся.
Даша направилась к парням:
— Чего меня спрашивали?
— И тебе добрый день, девушка, — насмешливо сказал парень с поломанным, заметно сдвинутым на сторону носом.
— Зачем меня спрашивали? — храбро повысила голос Даша. Охранница наблюдала от дверей. В случае чего, можно туда и отступить.
— Ой какая ты громкая! — удивился второй парень. Этот выглядел посимпатичнее: длинноволосый, с серьгой в ухе. Добротный, хотя и грязноватый дублет распахнут на груди. Обут был красавчик в сапожки с шитьем.
Оба парня вставать не торопились, нагло рассматривали Дашу.
Девушка шагнула ближе:
— Вы меня спрашивали или просто так здесь задницы отсиживаете?
Парни переглянулись.
— Наглая, — заметил кривоносый. — Может, она?
— Не-а, — возразил красавчик. — Эта уж очень серая. Кому такая приглянется?
Даше захотелось немедленно двинуть его ногой. Да так, чтобы зубы посыпались.
Парни, кажется, почувствовали, оба мигом оказались на ногах. Даша поспешно отступила. Оба незнакомца были выше ее. У кривоносого под рубашкой был небрежно спрятан нож. У красавчика оружия вроде бы не имелось, но девушке как-то сразу стало понятно — «деловые».