Посмертно. Нож в рукаве - Страница 40

Вот он, просвет. Даша осторожно нащупала ногами дно. Ступни противно увязли в холодном иле. Вряд ли навы в этой грязюке добычу вздумают подстерегать. Ага, вон и корма лодки просвечивает. Не ошиблась, не промахнулась — уже хорошо.

Девушка сделала осторожный шаг. В тростнике немедленно зашуршало — в сторону зигзагом скользнула черная тень. В двух шагах от человека змея остановилась, выставила повыше треугольную голову, вгляделась оценивающе. Даша нашарила на поясе под водой нож, с трудом высвободила из намокших ножен. Плавным, но грозным движением показала сталь пресмыкающемуся: плыви отсюда на хрен, мне терять нечего, если и укусишь, и тебе голову отрезать успею. Или откусить.

Змея понятливо нырнула в тростники. Даша сплюнула в воду медный привкус страха и побрела-поплыла к берегу. Бесшумно двигаться не получалось, вода то и дело всплескивала, намокшая торбочка теперь висла мешающим мягким камнем. Но и вокруг весь мир плескался, жил — дышали-чавкали тростники, вскрикивали невидимые птицы, где-то хлопали по воде хвостами охотящиеся бабуры — деликатесные рыбешки весом и длиной с Дашу. Или это навы из своих подводных хижин выбрались на прогулку?

Поздно хвостатых речных дев бояться — вот он, берег, а на нем иные хищники ждут. Даша добралась до лодки, дотронулась до теплой шершавой кормы. Считай, уже на месте, коммандос Дарья Георгиевна. Страшно? А то! Ноги деревяшками кажутся. Только и зло берет — из-за них, скотов, так дрожать приходится. Отбарабанить, значит, возжелали грязнулю уродливую? Давайте, прямо сейчас и начнем.

Прячась за лодкой, Даша, как могла, отжала ворот платья, растянула неподатливую горловину торбочки — внутри просто мешка ужас что творилось. Нет, сначала нужно волосы в порядок привести — ладони пригладили-откинули назад мокрые, неровно обрезанные пряди, открыли лицо, курносый нос, распухшие губы.

От невидимого костра по-прежнему тянуло горячей едой. Когда же они нажрутся, садисты проклятые? Слышались неразборчивые тихие голоса. Устроили посиделки, мерзавцы.

Пора? Пора. Чего бояться умершей девушке?

Как ни уговаривай, а ноги выпрямляться не желали. Даша еще раз проверила, легко ли сидит нож в ножнах, сдвинутых за спину.

Вперед, дура упрямая.

Вода с платья на бедрах потекла звонким оглушительным водопадом. Даша выпрямилась за лодкой и сразу стала большой, как жираф. Только у жирафов платье так бесстыдно к груди не липнет. Шаг, другой, на полянке все замерло…

Заметили девушку не сразу. Разговор оборвался. Двое, что сидели лицом к реке, выпучили глаза. Их товарищи, не поняв, обернулись. Одновременно лязгнула выхватываемая из ножен сталь тесаков.

Девчонка в облипшем тело платье отвязывала лодку. Двигалась воровка неторопливо, беспечно.

— Нава! — шепотом завопил один.

— Лодку уводит!

Один из сидящих мягко ухватил арбалет, потянул рычаг.

— Щас я ее…

Двое других вскочили:

— Постой, эта завизжит — другие полезут. Их здесь, говорят, что лягушек. Да и мелка она для взрослой.

— Эй, ты чего пришла? — смело окликнул старший. — Мы закон блюдем, в воду не мочимся, жемчуг не ищем. Лодку не трожь. Плыви себе дальше.

Услышав голос, Даша оставила неподатливый узел на лодочной веревке. Разбитые губы в улыбку складываться никак не хотели. Девушка все-таки оскалилась, приподняла торбочку, зачерпнула жменю бурого месива, протянула на ладони…

— Предлагает что-то, — зашептал бандит с подпорченной ногой. — Жемчуг, что ли?

— Жемчуг за лодку? — старший неуверенно хохотнул. — Где это видано, чтобы навы торговались?

— Да какая она нава? — ткнул взведенным арбалетом стрелок. — Морда белая, никаких узоров. И в синяках вся. Водяница свежая…

— А водяниц, если свежих, нельзя, того… попользовать? — поинтересовался третий бандит.

По тону Даша определенно узнала любителя-барабанщика.

— Да заткнись ты! — зашипел старший. — Видит кто, что у нее в руке? Нет? Вот ты, раз такой смелый, и посмотри.

— А чего ж, — «барабанщик» ухмыльнулся. — Я баб, что живых, что утопленных, все одно не боюсь. Только пусть Лоб ее на прицеле держит. Вдруг она на меня сама скакнет?

— Если что, девка сразу в лоб «болт» заполучит, — успокоил старший. — Уж, правда, не знаю, что утопшей «болт»? Может, отпугнет только?

Даша стояла неподвижно, расслабленно. Ладонь жгло, густая капля плюхнулась на нос лодки.

«Барабанщик» подступал медленно, осторожно. В волосатой руке покачивался выставленный в сторону утопленницы тесак. В тишине потрескивали угли костерка. Сапоги бандита отчетливо шуршали по траве. Старший из бандитов не выдержал, осторожно высвободил из пирамиды копье, двинулся следом…

Страшно Даше не было, только руку палило как огнем. «Барабанщик» приближался невыносимо медленно — казалось, сто лет будет идти. Смотрел то на выставленную ладонь утопленницы, то на бледное лицо с толстыми, неровными губами.

За тростниками завопила первая ночная птица-ревуха. Даша вздрогнула, и в этот миг «барабанщик» ее узнал:

— Ух, дерьмо китовое! Да это же та девка, что…

Даша неловко, но быстро прыгнула через нос лодки. Покачнулась, упав на колено, изо всех сил швырнула кашу из ладони в лицо «барабанщика». Тот взвыл, выронил тесак и схватился за лицо — размокшая смесь красного кострового перца и красного соусного жгла глаза острее горящего лампового масла. Даша, не слыша собственного визга, выхватила из-за спины нож, метнулась к мужчине. Ударила справа, под ребра — клинок вошел, потом чуть не вывернулся из пальцев, — руку полоснула такая боль, что девушка едва нож не выпустила. Вырвала из раны, «барабанщик» словно не заметил, только покачнулся — все косолапо танцевал на месте, драл ногтями горящее лицо. Даша отшатнулась, мокрый башмак поехал, — девушка села на траву. Над плечом что-то свистнуло — стрела арбалетная. Из-за спины воющего, как раненый бык, «барабанщика» выросла фигура с занесенным для удара копьем.